06.06.2012

«НА ЛЕЗВИИ» ПРОТЕСТА: ПСИХОЛОГИЯ КОНФРОНТИРУЮЩЕГО КОНТАКТА

   

Вячеслав Щербин

Один из руководителей Петербургского Охранного Отделения начала ХХ - го века, А. В. Герасимов, назвал свои воспоминания «На лезвии с террористами». Понимая по этим броским названием противостояние не только с помышляющими физически уничтожить высшее руководство страны боевиками, но и с «революцией» вообще. Воплощением ее служили «революционные партии» (включая кадетов) идеи которых, по его мнению, активно поддерживало население тогдашней России.

Главный итог деятельности по «охранению» «правительства Царя» и «самых основ существующего строя» в его версии был неутешителен. Пока боролись с заговорщиками, готовившими «переворот сверху», «революция снизу» их опередила. Бывший главный представитель так называемой «Охранки» утверждал, что «по существу я сам целиком сочувствовал людям, эти заговоры организовывавшим, и понимал, что если есть возможность предотвратить надвигающуюся катастрофу, то только одним путем — возможно более быстрым проведением переворота сверху. Положение было действительно настолько трагично, что только быстрая смена главы государства могла предотвратить революцию и спасти государство и династию. Пусть только действуют скорее, чтобы революция их не перебила, думал я…».

Это признание дорогого стоит. Вряд ли целесообразно видеть в нем только «фразу», «позу» или «мину» самооправдания человека, который, по сути, не смог решить свою главную профессиональную задачу. Ключ к спасению, по его мнению, лежал не столько в сфере полицейской, сколько в политической. Революция «снизу» опередила-таки всех (!) и это оставило впечатление самой большой трагедии.

Этот экскурс в далекую и ментально и технологически эпоху лишь иллюстрирует один из важнейших выводов в отношении «протестных» феноменов: «народ» всегда является тем «джокером», роль которого недооценивают как «заговорщики», так и охранители.

Казалось бы, сейчас, в современном мире, многое выглядит по-другому. И Россия уже не та страна с темным крестьянским населением, чуждым технологических достижений. Изменилось многое. Средства коммуникации, мобильность, уровень образования, глобальность пространства. Появились новые, так называемые «сетевые» возможности для организации, облегчающие создание разнообразных сообществ и координацию их деятельности. Возможности увеличить свое влияние (распространение своих идей) с помощью означенных преимуществ, сформировать общественное мнение, мобилизовать его, представляется гораздо более простым и легким делом. Такая автономность «из квартиры» вызывает озабоченность у правительств всех государств. Страны «Запада» здесь не исключение. Анализ электронных коммуникаций поставлен на серьезный государственный уровень. Перехват «мыслей» и «намерений» давно уже стремится к тотальному характеру и принципиально техничен.

Но так ли все однозначно? Настолько ли радикально отличается современный «индивидуалист» от своих предшественников, обменивающихся новостями за лузганьем семечек, ожидая очереди на мельницу или в таверне (по авторитетному наблюдению Ж. Ле Гоффа)? Смогло ли обладание мобильным телефоном, телевизором, интернетом кардинально изменить человека, его психологию, физиологию, базовые социальные ценности? Оправдан ли крен в техническую сторону вопроса, приписывание ей магических возможностей по подчинению людей?

Чрезвычайную остроту эти вопросы приобретают в так называемой «протестной» сфере. Начало XXI века дало миру возможность понаблюдать за многочисленными примерами мобильных и технологичных событий. Чьими отличительными чертами является высокая эффективность в достижении поставленных целей, способность координировать деятельность большого числа действующих лиц, умение использовать с этой целью «открытые» средства коммуникации и при этом не выходить за рамки существующего законодательства. Речь, прежде всего, идет о так называемых «оранжевых революциях». О сути данного феномена написано немало. Как же предполагает справляться с такими технологиями «власть»?

Большая часть усилий властных структур в этих условиях направлена на срыв организационных и коммуникативных механизмов, затруднение деятельности конкретных «организаторов». А так же ведение информационной контркампании. И конечно, прямое противостояние «на улице» силами полиции и ОМОН.

Цель таких шагов понятна – упредить, не допустить развития событий по протестному сценарию. Который, по определению, предполагает наличие сценаристов, продюсеров, актеров и массовку. А так же зрителей и многочисленных «жюри», в том числе зарубежных. Целесообразность таких мероприятий не вызывает сомнения.

Тем не менее, существует социальный субъект, который чаще всего рассматривается только в качестве ведомого элемента. Речь идет о «народе», кого бы и что бы ни понимать под этой тривиальностью.

Акцент только на пассивной, подчиненной стороне его вклада в события возвращает нас к началу прошлого века, выраженному упомянутым А. Герасимовым: движение «снизу» было не просто неожиданным. Оно состоялось как факт, чего никто не мог предполагать. И ведомыми в итоге оказались как раз многочисленные партии и группы, чья политическая выживаемость стала полностью зависеть от того, как быстро они смогут приспособиться к настроениям «народа».

Принципиальная деперсонализация народа, представление о нем, как о толпе, и ныне не позволяет многим предположить какой-либо самостоятельный вклад этого субъекта в развитие ситуации в отрыве от имеющихся публичных лидеров или программ действия. Такая односторонность – непозволительная роскошь.

Хотелось бы остановиться на одном из возможных вариантов вклада «народа», его условиях и последствиях.

Прежде всего, условимся, что же такое - противостояние «предоранжевого» уровня или «начального оранжевого», если можно так выразиться? Это, безусловно, стресс. Причем не кратковременный, а принципиально длительный. Проявляется он не только в сфере непосредственных контактов («на улице», в ходе митингов и иных акций), но и в информационной сфере, где ведется настоящая война всеми заинтересованными сторонами. Именно такая преемственность форм не дает исчезнуть стрессовому воздействию.

Сама концепция стресса впервые получила системное изложение в трудах канадского патофизиолога Г. Селье и хорошо известна. Нет необходимости останавливаться на ее тонкостях, достаточно упомянуть, что в основе лежит представление об ограниченных адаптационных возможностях организма (человека). Сам же стресс имеет три выраженные фазы в своем развитии (так называемая «триада стресса»):

• Мобилизация адаптационных резервов
• Стадия экономии ресурсов из-за продолжающегося стрессового воздействия
• Стадия истощения адаптационных резервов

В работах российского ученого Л.А. Китаева-Смыка концепция стресса была развита и дополнена. Он особенно подчеркивал поведенческие аспекты в стрессовых ситуациях (так называемые «субсиндромы стресса»). Попытаемся взглянуть на протестную ситуацию с использованием этой точки зрения.

Сначала люди пытаются совладать с воздействием стрессора (в нашем случае - постоянные протесты). Они либо избегают его (пассивное поведение), либо стремятся удалить сам источник стресса (активное поведение). Уже на этом этапе заметен вклад информационной составляющей. В условиях постоянного освещения протестной тематики, человек не может ни спрятаться, ни тем более удалить стрессор. Что вызывает яркую эмоциональную реакцию. Это и радость, и страх, и гнев, и острое недовольство, и злость, и многое другое. Здесь вклад органов власти едва ли не больше, чем со стороны так называемой «оппозиции». Поскольку это целиком укладывается в концепцию государственной «контрпропаганды». А возможностей у «власти» больше. Примечательно, что воздействие стрессора усиливает обе формы эмоционально-поведенческих реакций (и активную и пассивную). Хуже всего то, что при продолжении (длительный стресс) и, не дай Бог, усилении стрессового воздействия обе (!) формы могут привести к социальному взрыву.

Невозможность избавиться от стрессора заставляет людей «внутренне» приспосабливаться к такому навязчивому воздействию. Они пытаются «ускользнуть» от «агрессивности среды» за счет физиологических и психологических механизмов. Такая перемена может быть воспринята многими как некая доминирующая социальная апатия, покорность, равнодушие. Особенно сторонними наблюдателями. Это будет подтверждаться и социологическими замерами. Поскольку активное и яркое эмоциональное и поведенческое проявление осталось на первой стадии. Безусловно, не все население страны и даже не большая его часть дойдет до выраженных проявлений этой стадии. Однако определенные категории населения вне всякого сомнения дойдут до уровня, который Китаев-Смык назвал «внутрипопуляционной селекцией». С его увеличением болезненных и самоубийственных проявлений, что хорошо знакомо по последним двадцати годам истории нашей страны.

Однако существует еще один аспект, который целесообразно упомянуть вместе протестным стрессовым противостоянием. Это так называемое психологическое выгорание личности («burnout» (англ.), т.е. «личностная деформация», «разрушение личности». Зародившаяся в 70-е годы ХХ века в США концепция оказалась очень плодотворной и своеобразно дополнила теорию стресса, в том числе в прикладном плане.

По мнению одного из авторов концепции, Кристины Маслач (цит. по книге «Синдром выгорания» Е. Старченковой и Н. Водопьяновой), выгорание проявляется в:

• эмоциональном истощении – переживание опустошенности и бессилия;
• деперсонализации – дегуманизация отношений с другими людьми (проявление черствости, бессердечности, цинизма или грубости);
• редукции личных достижений – занижение собственных достижений, потеря смысла и желания вкладывать личные усилия на рабочем месте.

Особенность выгорания личности заключается в том, что оно может проявиться и без воздействия стрессового фактора. Это «болезнь общения», обычного, но чрезмерного, в том числе вынужденного общения по работе. В силу этого фактора сразу выделились группы риска, в среде которых выгорание наиболее выражено: учителя, врачи, социальные работники, управленцы, работники торговли.

Однако исследователи многих стран, в том числе и прежде всего США и России, сразу отметили, что наиболее опасно выгорание сотрудников правоохранительных органов. Л.А. Китаев – Смык дал развернутое описание этого синдрома, в том числе и в отношении сотрудников полиции. Не воспроизводя буквально тексты автора, сделаем попытку учесть выявленные закономерности для ситуации протестного противостояния.

Прежде всего, можно предположить, что большинство профессиональных омоновцев и других принимающих участие в противостоянии (с достаточным трудовым стажем) сотрудников полиции уже прошли стадии - формы деформации личности.

• «Уплощение эмоций». Они уже насочувствовались гражданам, напомогались им, напереживались и теперь не проявляют таких эмоций. Не осталось психических сил. Изначальное сверхучастие, сверхсочувствие в делах граждан (если таковые были), сменилось равнодушием, безэмоциональностью. Все мы прекрасно это видим по контактам с опытными врачами, работниками торговли и т.д., а не только сотрудниками полиции.
• Устойчивая конфронтация с гражданами. Продолжающееся вынужденное чрезмерное общение формирует пренебрежительное отношение к людям. Которое впоследствии эволюционирует до выражения стойкой неприязни и наконец, может проявиться как крайняя поведенческая озлобленность. Тут уже никаких других подходов. Гражданин (по мнению выгорающего сотрудника) - всегда раздражитель, он – и причина и объект конфронтации. Любой гражданин при этом, просто потому, что с ним надо контактировать.
• Навязчивая критичность. Формируется акцентирование только на негативных моментах в поведении и высказываниях других людей. Никакого доверия к гражданам в принципе. И оппозиционные граждане способны совершать только вредное и т.д.
• Утрата ценностных ориентаций. Как метко назвал это Л. Китаев-Смык – «ледяное сердце». В глубине души такому человеку уже «на все наплевать». Это проявляется и в общении и в поведении.

Исследователи подчеркивают, что нет обязательно последовательного прохождения этих стадий. Часто все происходит одновременно, но все-таки определенная отмеченная преемственность присутствует.

Смысл приведенного описания не в том, чтобы каким-либо образом опорочить людей, выполняющих такую тяжелую, но нужную для общества работу. А лишь подчеркнуть, что эта деятельность подчиняется определенным закономерностям, которые могут стать дополнительным фактором в ситуации гражданского противостояния.

При этом важно отметить, что в отличие, например, от выгорающих учителей или работников торговли, сотрудники ОМОН и функционально близких им подразделений, занимаются принципиально конфликтными видами взаимодействия. Такими, как «осуществление мероприятий по предупреждению, пресечению и локализации групповых нарушений общественного порядка, массовых беспорядков, связанных с этим иных противоправных деяний, выявлению и задержанию лиц, к ним причастных, в городах, других населенных пунктах и отдельных местностях, на объектах транспорта». И если у мирных профессий наблюдается выгорание, то еще более выражено такое явление у людей, чья деятельность требует сочетания не только помощи гражданам, но и преодоления сопротивления тех же граждан «во имя добра». Во-первых, это есть постоянная ценностная перегруженность, во-вторых, форматирует отношения по ценностному принципу: если мы – представители закона и хорошие, то они -….

Вооруженный специальными средствами и наделенный соответствующими правами такой сотрудник «каждый день» «противостоит». Это его основное занятие. Существо его деятельности. Без соответствующей квалифицированной помощи (психологической, прежде всего) сползание в затяжной стресс и выгорание неизбежны. Со всеми поведенческими, эмоциональными и ценностными проявлениями этих изменений.

Справедливо задать вопрос. А только ли сотрудники полиции подвержены таким воздействиям как стресс и выгорание? Разумеется, справедлив и ответ: конечно же нет. За прошедшие годы, особенно в последние пару лет, появились довольно значительные группы постоянных протестантов, если так можно выразиться. Они многократно участвуют в акциях протеста, причем эмоционально в это вовлечены, то есть проходят стадию сверхучастия, сверсочувствия как толчкового мотиватора. Они постоянно контактируют с сотрудниками полиции и с другими людьми («соратниками»), становятся объектом действий, в том числе и применения силы. Такие непрекращающиеся акции, требующие активного эмоционального вовлечения, сопереживания, истощающие физически закономерно приближают и эту категорию граждан к ситуации ситуативного выгорания. Достаточно посмотреть на многочисленные видеозаписи с протестных акций и почитать комментарии участников в блогосфере, чтобы понять, протестующие уже вполне демонстрируют признаки и «устойчивой конфронтации» и «навязчивой критичности». Демонизирующие выкрики по отношению к сотрудникам полиции вроде «Фашисты!» и весь спектр нецензурных выражений вряд ли стоит считать только технологическими приемами и уловками. Все гораздо хуже. Это уже «идет от души».

И хуже всего, что исследователи отмечают ряд неприятных свойств у описываемых феноменов: выгорание может быть массовым, и оно заразительно. Эти особенности только ускоряют и усиливают процесс, и к тому же делают его всеобщим.

Что же мы видим? «Власть», экспертное сообщество, «организаторы протестов» расценивают происходящее преимущественно в терминах технических. Строят планы, передвигают фигуры на «шахматной доске» и т.д.

Но забывают, что «на лезвии» протестного контакта в это время остаются те самые безымянные люди, которых можно назвать и народом и толпой и как угодно. Это не имеет значения. Поскольку название не повлияет на интенсивность идущих процессов обоюдного выгорания и стресса. Для всех участников из стана руководителей (если основываться на их действиях) важно переломить ситуацию именно в зоне «лезвия». «Оппозиционеры» стремятся сделать акции постоянными, «власть» же подчеркивает готовность противостоять в таком же режиме, и даже готова пойти дальше. Когда же нет физического противостояния, оно переносится информационную среду. Эта иллюзия не должна обманывать.

Каков может быть итог такого постоянного противостояния? Понимает ли «власть», что только подбрасывает дрова в огонь? Стремительно разрушая ценностную опору и сотрудников полиции и «оппозиции»? Чем дальше, тем меньше такие люди способны не то, что к компромиссу. Скоро они перестанут и слышать друг друга и воспринимать как людей. Идет процесс обесчеловечивания, обезличивания. Создана зона повышенной температуры (протестное лезвие), которая в любой момент может самовоспламениться. Не дожидаясь команд «руководителей».

Формулирование итогов такого противостояния не входит в задачу статьи. Важным было лишь подчеркнуть то, что с ужасом зафиксировал А. Герасимов в упомянутых воспоминаниях: пока те и другие придумывали и планировали, народ все решил сам, положив начало длительному периоду нестабильности и злобы.

Уместным будет напомнить, что и в феврале 1917 года долгое противостояние «на лезвии» народа и полиции, быстро проделало путь от привычных взаимоотношений к крайнему ожесточению. Исследователи, вслед за очевидцами событий отмечают, что в ходе начавшихся событий, известных нам как «Февральская революция 1917 года» началась настоящая охота за полицейскими чинами со стороны всех слоев общества. Им приписывали различные жестокости вроде расстрела населения из пулеметов.

Вот как описывал это К.И. Глобачев, еще один бывший начальник Петроградского охранного отделения: «Между тем восстание всё разрасталось; к 5 часам дня беспорядки распространились на Петербургскую сторону; начались грабежи магазинов и частных квартир, обезоружение офицеров на улицах, избиения и убийства городовых, аресты и убийства жандармских офицеров и унтер-офицеров. Словом, уже в пять часов дня ясно стало, что власть не существует, а столица находится в распоряжении черни<…>. Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали со своими жертвами большевики в своих чрезвычайках. Я говорю только о Петрограде, не упоминая уже о том, что, как всем теперь известно, творилось в Кронштадте. Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части, некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы, а затем сваливали трупы в проруби. Кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, так беспощадно убивали. Одного, например, пристава привязали веревками к кушетке и вместе с нею живым сожгли. Пристава Новодеревенского участка, только что перенесшего тяжелую операцию удаления аппендицита, вытащили с постели и выбросили на улицу, где он сейчас же и умер. Толпа, ворвавшаяся в губернское жандармское управление, жестоко избила начальника управления генерал-лейтенанта Волкова, сломала ему ногу, после чего потащила к Керенскому в Государственную думу».

М.М.Пришвин записал в те дни в своем дневнике: "Две женщины идут с кочергами, на кочергах свинцовые шары – добивать приставов". А барон Н.Е. Врангель вспоминал: "Во дворе нашего дома жил околоточный; его дома толпа не нашла, только жену; ее убили, да кстати и двух ее ребят. Меньшего грудного – ударом каблука в темя".

Конечно, такие эксцессы не имеют одного объяснения и вряд ли правомерно выделять конкретную причину. Но не вызывает сомнения, что отчасти такая ненависть именно к полицейским, а не к примеру солдатам, вызвана долгим противостоянием «на улице» в предшествующий период с присущим ему «контактным» озлоблением. В определенной степени сама революция оказалась следствием именно этого противостояния, которое, во-первых, затянулось, и, во-вторых, не было разрешено удовлетворительным способом.

Все это заставляет обратить более пристальное внимание на ситуацию перманентного противостояния «на улице», которое, по сути, подпитывает и развивает само себя, порождая все новые претензии и затрудняя поиски приемлемого для всех участников выхода.

А так же учитывать наличие скрытых факторов, то есть неочевидных, но которые обладают способностью к самореализации и способны не только «перехватить инициативу», но и направить все развитие ситуации в иное, непредсказуемое, не желательное для всех сторон русло.

Возврат к списку