21.10.2005

Переходное состояние (геоидеологический фактор в глобальных и региональных тенденциях)

   

Гагик Арутюнян

Сегодня значительная часть текущих политических процессов продиктована или обусловлена унилатеральной (односторонней) стратегией Соединенных Штатов. Эта политика обосновывается тем неоспоримым доводом, что в настоящее время существуют действующие по сетевому принципу и обладающие широкими возможностями террористические группы, представляющие угрозу безопасности США и всего цивилизованного мира в целом. Вместе с тем также бесспорен антитезис, согласно которому США в своей глобальной стратегии продвигает преимущественно собственные интересы и борьба с терроризмом – повод для достижения политических и экономических целей Соединенных Штатов.

Создавшаяся ситуация инспирирует остальных геополитических акторов на противостояние давлению сверхдержавы и разработку собственных подходов, направленных на минимизацию ущерба, наносимого американской политикой. Развития в этой сфере свидетельствуют о том, что последовавшее за двухполюсностью времен холодной войны монополярное мироустройство (думается, что для этой ситуации более адекватен термин квазимонополярность) подвергается трансформации, подчиняясь тенденции превращения в мультиполярную структуру. Между тем на нынешнем этапе между конкурирующими силами установилось динамическое равновесие, представляющее собой симбиоз многоуровневых моно- и мультиполярной структур. Это положение можно назвать квазимультиполярным.

Однако необходимо учитывать, что состояние динамического равновесия может сохраняться еще довольно долго. Известно также, что в переходном состоянии однозначные прогнозы о будущем развитии событий, как правило, неоправданны. Именно в этом заключается одна из причин того, что предлагаемые разными исследовательскими центрами или экспертами футуристические сценарии (например, относительно 2020г., которому многие придают ключевое значение) зачастую принципиально противоречат друг другу.

Разнообразию сценариев будущего способствует также то, что большинство исследователей учитывает в глобальных развитиях изменения экономических показателей, однако зачастую игнорируются идеологические и обусловленные идеологией духовные факторы. Это обусловлено тем, что иррациональные факторы сложно оценивать и, тем более, «размещать» их даже в краткосрочных прогнозах. В контексте вышесказанного актуализируется попытка оценить роль идеологического фактора в политике нынешней «державы номер один» - Соединенных Штатов Америки.

1. От геополитики к геоидеологии

Некоторые положения современной политики США стали значительно отличаться от принятых ранее классических канонов. Не случайно Збигнев Бжезинский ныне фактически выступает как критик стратегии Дж.Буша. Несогласие с нынешним курсом Вашингтона часто выражают также Генри Киссинджер, Пол Кеннеди и другие.

Основная причина этих разногласий заключается в том, что представители «старой» геополитической школы пытаются комментировать нынешнюю американскую стратегию в традиционных геополитических и геоэкономических терминах, между тем в текущей политике США на первый план выдвинулись идеологические задачи. Это вовсе не значит, что в реальной политике захват выгодных географических позиций или решение политических проблем экономическими методами деактуализировались. Это всего лишь означает, что наряду с упомянутыми факторами в настоящее время максимальное значение придается идеологическим задачам. Другими словами, геоидеология (в литературе этот термин связывают с именем немецкого геополитика Карла Хаусхофера, однако это понятие не подвергалось тщательному смысловому анализу) является плодом идеологизации геополитики и геоэкономики [1-3]. Характерно, что Генри Киссинджер в одной из своих последних статей, комментируя ближневосточную политику США, также приходит к выводу, что «война в Ираке мало связана с геополитикой, она, скорее, является столкновением идеологий, культур и религий» [4].

В контексте вышесказанного целесообразно принять формулировку, согласно которой «идеологию необходимо рассматривать как инструмент «легитимизации» системы целей» [5]. В глобальной стратегии Соединенных Штатов идеологические положения выступают в качестве исходных обоснований для той или иной инициативы (это особенно явно отражается в ближневосточной политике, одним из приоритетных обоснований которой является, к примеру, замена авторитаризма демократией). Наряду с этим идеологизированные подходы служат в качестве обоснования и инструмента при осуществлении так называемых «цветных революций».

Подобная ситуация обусловлена в основном тем, что Соединенные Штаты окончательно сформировались как сверхимперия (по терминологии Юбера Ведрина) и политическая элита этой страны, особенно ее неоконсерваторское крыло, понимает, что без создания глобального и однородного идеологического поля невозможно представить ее доминирование в мире. В этом контексте заметим, что хотя глобализация – сравнительно новый термин (считается, что в принятом ныне смысле его применил Дж.Маклин в 1981г.), однако подобные процессы в том или ином виде постоянно имели место в истории человечества, отражая распространение по миру ценностных норм той или иной империи. В недавнем прошлом существовало два вектора глобализации: свои идеологические и экономические системы ценностей пытались внедрить во всем мире СССР и США. Победа Соединенных Штатов в Холодной войне фактически ознаменовала победу либерализма над коммунистическим мировоззрением.

Характерно, что, согласно американским доктринальным положениям, те страны или регионы, которые пребывают вне процессов глобализации, характеризуются как «неинтегрированные бреши». Они, согласно экспертам Пентагона, самим фактом своего существования представляют угрозу для США и подлежат сокращению или уничтожению жесткими методами [6]. Таким образом, согласно американской точке зрения, на сегодня усмирению силовыми методами и дальнейшему контролю должны подвергнуться вся Африка, Балканы, Кавказ, Центральная Азия, некоторые страны Ближнего и Среднего Востока, Северная Корея, Куба, которые не «интегрируются» в глобальное сообщество. Население этих регионов (значительная часть которого исповедует ислам) оценивается примерно в 2 млрд.

В настоящее время предпринимаются попытки применить геоидеологические подходы в реальной политике. Сенаторы Джо Либерман и Джон Маккейн представили Конгрессу законопроект «О прогрессе демократии», согласно которому, если какое-либо государство нарушает нормы демократии, то это угрожает национальной безопасности США. Следовательно, Соединенные Штаты обязаны восстановить демократию в этих странах. В частности сенатор Маккейн отметил, что «поддержку демократии и свободы нельзя отделять от задач национальной безопасности США, и если безопасность Нью-Йорка, Вашингтона или Калифорнии хотя бы частично зависит от свободы Эль-Риада, Багдада или Каира, то мы обязаны способствовать установлению там демократии и усовершенствованию общества. Это не менее важно, чем разработка новой военной техники». Знаменательно, что согласно этому законопроекту при Госдепартаменте США должно быть создано управление «Демократического движения и переходного этапа», у которого в свою очередь будут отделения в американских посольствах. В общей сложности на организационную часть проекта предполагается за два года потратить примерно $250 млн.

Инициативу сенаторов развил президент Буш. Он заявил о создании «корпуса быстрого реагирования», в задачи которого входит «помощь молодым демократиям в достижении мира и свободы...». Этот корпус будет состоять из сотрудников дипломатических и других служб, которые, по словам американского президента, могут быстро посылаться в «критические точки» в качестве «гражданских спасателей». Последние должны быть готовы в течение считанных дней осуществить программы перехода к демократии. Отметим, что по американским данным за годы президентства Буша на поддержку демократических преобразований было затрачено более $4,6 млрд, а только на 2006г. Белый дом потребовал у Конгресса $1,3 млрд.

Заметим, что все это напоминает так называемую «Брежневскую доктрину» экспорта коммунистической идеологии и сохранения “чистоты принципов социализма”. Согласно этой доктрине советские вооруженные силы, в частности, вошли в Прагу и Кабул. В этот период роль «корпуса быстрого реагирования» выполняли соответствующие отделы ЦК и спецслужб. Еще раньше большевистские лидеры Троцкий и Радек стремились организовать революции в Европе, синтезировав разработанные Парвусом финансовые технологии с идеологией «перманентных революций» [7]. Эти «коминтерновские революции», как и осуществленная ранее революция в России, сходны по содержанию с нынешними «цветными революциями». Однако нужно учесть, что нынешние «профессионалы» революции действуют по более технологизированным схемам. В то же время «огосударствление» и формализация идеологии, ее использование в качестве геополитического инструмента всегда чревато непредвиденными последствиями.

2. Нерешенные проблемы и новые вызовы

Как в прошлом, так и в настоящее время страны, пережившие революцию, стремительно меняют свои геополитические ориентации, то есть «заказчики» революции достаточно быстро достигают своих целей. Однако новые власти «революционизированных» стран вызывают своими действиями серьезные осложнения во внутренней и внешней политике, экономике и других сферах, что может вызвать кризис (как это имеет место на Украине и в Грузии). Как следствие неизбежно дискредитируются те идеологические лозунги (в прошлом – коммунизм, ныне - демократия), под которыми осуществлялась революция. Можно заключить, что владение терминологией и методикой реализации геоидеологии способствует тактическим успехам США. Однако в стратегической перспективе результаты могут оказаться отрицательными не только для страны, «подвергшейся» революции, но и для страны, осуществляющей эту революцию. Вспомним, что по этой логике развивались события после советской оккупации Чехословакии и Афганистана.

Существует точка зрения, что неудачи нынешней американской стратегии являются результатом системного кризиса. Согласно американскому социологу и политологу И.Валлерстайну, крушение коммунизма вызвало также крушение либерализма как определяющей нынешний миропорядок геокультуры [8, с. 6]. Это деформирование системы ценностей американский прозаик Гор Видал метко назвал «эрозией американской мечты». Духовное крушение оказывает негативное воздействие на такие показатели социально-экономической сферы, как наука и образование, социальное обеспечение и здравоохранение. По мнению некоторых экспертов, «США вступили в эпоху, когда корпоративные связи оказывают сильнейшее влияние на все ветви власти» [9]. В результате этих процессов происходит приватизация функций национального государства и ослабление этого государства, общество отделяется от политики, формируется «легальная коррупция» и другие негативные социальные явления.

Стержневое значение имели события 11 сентября 2001г. и последовавшая за ним «антитеррористическая война» (стоит отметить, что в результате последней количество терактов в мире, по данным ЦРУ, резко возросло). Как отмечает французский исследователь Э.Тодд, «США, присвоив себе статус универсальной антитеррористической силы, институализировали перманентное состояние войны в масштабе всей планеты» [10, с. 9]. Практическое подтверждение этого тезиса мы видим в реальных процессах, происходящих на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, а также в многочисленных американских документах доктринального характера, в текстах которых можно встретить выражения типа «Америка находится в состоянии войны». Очевидно, что сверхдержава стремится контролировать весь мир. Однако реализация подобной сверхзадачи требует ресурсов, которых нет даже у Соединенных Штатов. То есть существует разрыв между проектами и ресурсами, что, как правило, приводит к неудаче.

Монопольные стремления Вашингтона и особенно бесперспективная война в Ираке вызвали недовольство мирового сообщества, и в результате антиатлантические мотивы ощущаются в политике самых разных стран. В евроцентристской части ЕС формируется политическое осознание того, что на данном этапе нужно пойти на некоторые уступки США, выжидая, пока Соединенные Штаты «сломаются» из-за экономических трудностей. Это в первую очередь касается проблем, связанных со значительным дефицитом бюджета США (при бюджете $2,36 триллиона дефицит достигает примерно $0,5 трл) и ослаблением позиции доллара как международной валюты с особым статусом. Политика «цветных революций» дополнительно осложнила отношения США-Россия. Даже Канада часто отделяет себя от глобальной политики США. Например, эта страна отказалась от участия в американской противоракетной системе. Возможно, это покажется мелочью, но знаменательно, что после переизбрания президента Буша многие американцы в знак протеста покинули США и переселились в Канаду.

Американские программы наталкиваются на растущее сопротивление и в других регионах и континентах. В результате визита главы Венесуэлы Уго Чавеса в Пекин китайцы не только осуществили около $500 млн инвестиций в этой латиноамериканской стране (кстати, примерно столько же было выделено Кубе), но и достигли соглашения, по которому венесуэльская нефть будет поставляться Китаю за счет нефти, экспортируемой в США. В свою очередь Москва приняла решение о продаже Венесуэле автоматов и боевых вертолетов. Президент Ирана Хатами посетил Венесуэлу, и между этими странами зарождается сотрудничество, основу которого составляет антиамериканизм. Прорисовываются также другие, несколько экзотичные политические форматы сотрудничества между арабским миром и латиноамериканскими государствами [11]. Все это всерьез обеспокоило администрацию Буша: Кондолиза Райс выступила с соответствующим заявлением и обвинила латиноамериканские власти в «социалистических» тенденциях. Получили “свое” и арабские правители.

Обобщая латиноамериканскую тему, можно заключить, что непосредственную поддержку происходящим на этом материке развитиям оказывают Китай и Россия, причем первый – в экономической, а вторая – в военной сфере. Похоже, та же схема действует и в других регионах. Известно, что Китай на сегодня – один из основных экономических партнеров Ирана. В свою очередь Россия поставляет этой стране ядерные и ракетные технологии.

Из вышеприведенных беглых наблюдений следует, что США начали нести быть может не очень крупные, но многочисленные политические и экономические убытки. Как отмечает один из американских аналитиков, «У США остается меньше друзей и появится больше врагов» [12]. Однако вместе с тем очевидно, что стратегическая инициатива США будет доминировать до тех пор, пока не сформируется сила, равноценная США по своим концептуальным и материальным ресурсам. Многие справедливо полагают, что центром подобной силы может стать только Китай.

3. Китай: альтернативная сверхдержава

Американские аналитики часто подчеркивают, что Китай набирает силу не для того, чтобы интегрироваться в глобальную политическую и экономическую систему, а наоборот – чтобы изменить эту систему. Безусловно, подобное изменение в первую очередь повлияет на особый статус США, и американская политическая элита справедливо воспринимает усиление Китая как вызов. В частности, об этом свидетельствует возрастающее число исследовательских и публицистических материалов о Китае, в которых можно встретить самые разнообразные проекты, направленные на ограничение мощи этой страны. Некоторые считают, что отношения США-КНР можно охарактеризовать как «холодную войну» и что не далек тот день, когда «холодная» война может стать «горячей».

Тот факт, что на сегодня США и КНР – самые конкурентоспособные державы, обусловлен тем, что оба эти государства действуют систематно и опираются на собственные идеологические и концептуальные положения. Примечательно, что современные философии глобальной стратегии этих двух стран в некоторых существенных аспектах очень близки. Они в значительной степени опираются на тезисы традиционной, однако обладающей универсальным характером, китайской стратегии, разработанные в 5-6 веках до н.э. Сун-Цзы и его последователями [13]. Известно, что эту стратегию спецслужбы США начали применять по инициативе Алена Далесса, а в дальнейшем «китайские мотивы» были внедрены также в технологии информационных войн. Знаменательно, что в недавно разработанной концепции под названием «Стратегия национальной безопасности США» признается, что современные политические процессы содержат в себе много неопределенности. Это затрудняет даже краткосрочные прогнозы и тем самым принуждает реализаторов стратегии к большой гибкости. Эти тезисы американских стратегов во многом совпадают с положениями стратегии Сун-Цзы.

Китайские концепции информационной и психологической войн также опираются на традиционные представления, и Китай достиг значительных успехов в данной сфере[14]. Это выражается, в частности, в широком распространении китайского боевого искусства и боевиков, в которых наилучшим образом представляется положительный образ китайца и пропагандируется китайская система ценностей. Таким образом неудивительно, что, несмотря на усилия некоторых СМИ, обладающих международным авторитетом, им не удалось создать Китаю имидж страны, представляющей опасность для международного сообщества. Более того, на сегодня имиджевый рейтинг этой державы выше, чем у США. Например, в Великобритании к Китаю положительно относятся 65% опрошенных, между тем в отношении США эта цифра составляет всего 55%. Во Франции, Испании и Голландии к Китаю положительно относятся примерно 55-60% опрошенных, а к США – всего 40-45%. В исламском мире эта разница еще существеннее. То есть в глобальном информационном поле, где формируется отношение международного сообщества к той или иной стране, инициатива принадлежит Китаю.

В современном Китае традиционная стратегия широко применяется не только в политике или военном деле, но практически во всех областях жизнедеятельности. Можно констатировать, что опирающийся на традиции современный Китай напоминает мощные империи своего исторического прошлого, где были изобретены бумага, книгопечатанье, порох и ракеты.

КНР – социалистическая страна, однако в ее идеологии коммунистические идеи сочетаются с традиционными представлениями (как говорил Ден Сяопин: «Социализм с национальной спецификой»). Таким образом формируется достаточно жизнеспособная система, обладающая элементами, характерными для военно-экономически «мобилизованного» государства, национального общества социальной направленности [15, с. 608].

Для нынешней стратегии Китая характерен определенный дуализм: одновременно принимаются тезисы и о революционном отрицании прошлого и о незыблемом сохранении традиций. Подобные концептуальные подходы схожи с англосаксонской политической традицией. В этом контексте также заслуживает внимания тот факт, что в последнее время набирает силу «неоконсервативная» часть китайской элиты, которая видит в Китае сверхдержаву и противовес США [16, с. 363]. В связи с этим отметим, что согласно принятой в 1993г. Военным советом ЦК Компартии КНР доктрине, к 2019г. Китай победит «три севера», под которыми подразумевались НАТО, Россия и Соединенные Штаты.

Современная китайская система, которую иногда определяют как «красное конфуцианство», фактически представляет собой воплощение идеологии без догматических формулировок – она является некой гибкой методологией, диктующей в разных ситуациях адекватные решения.

В то же время между американским и китайским подходами, как нам кажется, есть принципиальное отличие: китайская политическая философия рассматривает политические процессы и развития в практически неограниченном временном пространстве. Китайская поговорка о том, что «если долго сидеть на берегу реки, то вода вынесет к тебе труп твоего врага», наилучшим образом демонстрирует представления китайцев о времени и действиях. Между тем в западной политической культуре временные координаты действия четко определены и ограничены. Более того, принятая в США гиперпревентивная доктрина предполагает «опережать» время и, тем самым, уже сегодня формировать будущее.

Материальным выражением китайской идеологии являются экономические достижения КНР. По данным Всемирного банка, экономическая система этой страны по своим масштабам уступает только США. ВВП КНР, если расчеты проводятся с учетом реальной покупательской способности юаня, уже достигает $7 триллионов (показатель США $10,5 трл, следующие места занимают Япония, Индия и только потом Германия, Франция и на десятом месте, с показателем $1,3 трл, Россия). Однако граждане КНР (а население этой страны составляет 1,3 млрд) не очень богаты. В настоящее время годовой доход на душу населения составляет примерно $4 500, между тем в США этот показатель достигает $34 000. Однако, согласно расчетам, через 20 лет демонстрирующая примерно 8-10% ежегодный рост китайская экономика (в США средний рост составляет 3%) будет уступать США по параметру дохода на душу населения всего в два раза, а ее абсолютный ВВП превысит американский показатель. По объему прямых инвестиций – $53 млрд – Китай уже теперь занимает первое место, обойдя США и Германию. По данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), крупнейшим инвестором в Китае являются США, а третье место, (со стороны это может показаться странным), принадлежит Тайваню.

В Китае стремительно развиваются передовые технологии и наукоемкие производства. Еще в начале 80-х стартовали 10 крупных научно-технических целевых программ, и в настоящее время в КНР действует 23 000 институтов, работают 1,5 млн научных сотрудников и инженеров, что в абсолютных цифрах является высшим показателем в мире. За последние 20 лет финансирование науки увеличилось более чем в 8 раз, а затраты в сфере информационных и коммуникационных технологий составляют 5% ВВП.

В настоящее время значительный сегмент экономики Юго-Восточной Азии (ЮВА) контролируется крупными китайскими компаниями, а экономическая элита этих стран учит китайский язык (например, в Южной Корее почти все образованные люди читают китайские иероглифы). Не случайно в информационном поле появились сведения о том, что в ЮВА может быть принята единая валюта – юань.

Основной проблемой китайской экономики является энергетический фактор. Ежедневно производя 3,6 млн баррелей собственной нефти, Китай потребляет более 6,5 млн баррелей (для сравнения: те же показатели в США составляют соответственно 8,7 и 20,5 млн баррелей). По данным International Energy Agency, для обеспечения роста производства в 2010г. импорт нефти должен удвоится, а в 2030г. Китай будет ежедневно потреблять до 10 млн баррелей нефти, то есть столько, сколько сегодня импортируют США. В этом контексте чрезвычайно важное значение приобретают отношения с Россией, Казахстаном и Ираном. С последним в 2004г. были заключены договора, по которым КНР в течение 30 лет должна закупить у Ирана 2502 млн т жидкого газа, а импорт нефти довести до 150 тысяч баррелей в день. Сегодня Китай по показателю товарооборота стал одним из важнейших экономических партнеров Ирана.

Динамично развивается военная сфера, где расходы ежегодно увеличиваются на 12-15% и военный бюджет 2005г., согласно осуществленным по определенной методике расчетам, уже может составить $90 млрд.[17]. Оценки ядерного потенциала Китая чрезвычайно разноречивы (упоминаются, в частности, баллистические ракеты, обладающие от 400 до 600 ядерных боеголовок). Подобный разброс данных, касающихся военной сферы, обусловлен китайской системой защиты информации, согласно которой «тайна сама по себе является угрозой» [18]. Характерно, что если в прошлом китайцы закупали слегка устаревшие модели российского оружия, то сегодня они требуют самые современные системы. В настоящее время китайцы стремятся снять вето России и ЕС о продаже современных вооружений Китаю и преодолеть противодействие США в этом вопросе.

В начале 2000г. активно обсуждалась возможность «Азиатского НАТО», возможными участниками которого считались КНР, Япония, Северная и Южная Кореи. В соответствии с политическим традициям этого региона и сегодняшними реалиями, в качестве «старшего брата» в этой системе выступает Китай [19]. Такое, пока теоретически возможное развитие, может демонтировать созданную США нынешнюю региональную политическую структуру, в которой баланс сил сохраняется за счет противоречий между странами.

Однако стратегические программы Китая выходят за пределы региона и в этом контексте огромное значение приобретают его отношения с Россией.

4. Новый «Новый миропорядок» и ШОС

Между Россией и Китаем, существует много нерешенных проблем. Еще по Пекинскому договору 1860г. Россия, пользуясь поражением, нанесенным Китаю англичанами в «опиумной» войне, присоединила к своей империи Уссурийский край и другие территории, общая площадь которых оценивается китайцами примерно в 1,5 млн кв. м. В свое время эту проблему реанимировал Мао Цзэдун, что и стало в 60-ые годы причиной вооруженных столкновений СССР-КНР вокруг острова Даманск. В дальнейшем Ден Сяопинь уговорил китайцев забыть проблему утраченных территорий.

В ходе состоявшегося в этом году визита президента Путина в Пекин стороны заявили об урегулировании всех территориальных споров, хотя территориальные проблемы, как известно, долго остаются в народной памяти. Однако создается впечатление, что стороны понимают, что современные проблемы, особенно известная политика США на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, актуальнее исторического прошлого. Реалии напрямую диктуют и подталкивают КНР и России к тесному сотрудничеству. Эта тенденция особенно наглядна представлена в подписанной 1 июля с.г. «Совместная декларация РФ и КНР о международном миропорядке в 21 веке». Впервые после окончания холодный войны появился прецедент, когда две крупные державы совместно и прямо заявляют о своем несогласии с политической идеологией США [20]. Появление подобного документа может иметь важнейшее значение для глобальных политических процессов и, в частности, свидетельствует о том, что:

• Отношения между РФ и КНР вступили в новый этап, для которого характерны высокая степень взаимного доверия и стратегическое партнерство: об этом свидетельствует нарастающий объем сотрудничества двух стран в экономической и военно-технической областях.
• Политика США в отношении РФ и КНР претерпела качественное изменение: нынешняя американская стратегия – реальный вызов этим двум державам. Это заставляет русских и китайцев объединить свои возможности.
• Главы двух стран считают, что уже обладают достаточным стратегическим и экономическим потенциалом, чтобы суметь противостоять монополии США.

Анализ содержания декларации позволяет понять те идейные принципы, которыми собираются руководствоваться стороны для достижения своих целей:

1. Согласно документу, современные глобализационные процессы должны привести к интеграции экономических и информационных плоскостей, однако эти процессы не должны мешать формированию многополярного мира. Таким образом, фиксируется принципиальное несогласие с американской концепцией однополярного мира.
2. Стороны выступают как сторонники соблюдения международного права и подтверждают право народов на выбор собственного пути развития. То есть они выступают против того американского принципа, согласно которому у всех стран должен быть универсальный, однотипный путь развития.
3. Подчеркивается важность ООН и ее незаменимость в международных делах и тем самым отвергается американская стратегия, направленная на обесценивание роли ООН. Выражается особое отношение к американской теории «конфликта цивилизаций».
4. Отмечается также необходимость предотвращения применения и распространения оружия массового поражения. Этот тезис направлен против существующего положения вещей, когда США до сих пор не подписали конвенции, запрещающие применение химического и биологического оружия, и разрабатывают программы «локального» использования ядерного оружия.
5. В декларации уделяется особое внимание проблемам «региональных блоков» и региональной интеграции в целом, как бы фиксируя известную политику США, направленную на предотвращение возникновения союзнических отношений между другими державами. Тем самым подчеркивается важность нынешних процессов по налаживанию стратегического партнерства между Китаем и Россией.
6. Проблема защиты прав человека представляется в контексте признания суверенитета государств. Этот тезис, очевидно, также имеет имеет антиамериканскую направленность. Уместно отметить, что ежегодно КНР (так же, как это делает Госдепартамент США) публикует специальный бюллетень, где приводятся и комментируются факты нарушения прав человека в США.

Несомненно, что вся логика декларации направлена против американских подходов. Знаменательно, что документ обобщает тот вывод, согласно которому подписанная декларация отражает представления сторон о «Новом миропорядке».

За подписанием декларации последовал саммит ШОС в Астане, где было объявлено о том, что Иран, Индия и Пакистан получили статус наблюдателя в этой организации. Отметим, что вопрос участия Индии и Пакистана обсуждался еще с 2002г. В экспертных кругах наблюдалось довольно скептическое отношение к возможному участию этих стран в ШОС (учитывая их напряженные, подчас на грани войны отношения), однако в настоящее время наметилась тенденция к сглаживанию ситуации. Безусловно, Пакистан тесно связан с США, однако эта страна также активно сотрудничает с КНР (как минимум в прошлом они сотрудничали в сфере ядерных технологий).

КНР установила активные политико-экономические связи со всеми странами – членами ШОС. Особого внимания заслуживают ее отношения с Казахстаном – страной, претендующей на превращение в региональную державу. В преддверии саммита ШОС Назарбаев и Ху Цзинтао подписали договор о строительстве связывающей Казахстан с Китаем железной дороги протяженностью примерно 3000 км и стоимостью $2,5 млрд.

Таким образом, можно констатировать, что в ШОС с тем или иным статусом сосредоточены 5 ядерных держав (военные возможности ядерного потенциала Ирана на сегодня не вызывают сомнения). Расширение ШОС свидетельствует о том, что крупные евразийские державы переживают определенное разочарование в США. Они пытаются решать региональные проблемы без посредников, самостоятельно или совместно с соседями. Именно в этом контексте нужно воспринимать вошедший в резолюцию саммита в Астане пункт, согласно которому территория стран – членов ШОС до 2020г. должна стать зоной свободной транспортировки товаров и услуг. В дополнение к этому было решено, что члены ШОС в чрезвычайных ситуациях должны будут открывать друг для друга свои государственные границы.

Подобная активность ШОС в существенной мере обусловлена тем «посланием», которое получили страны –члены этой организации от «революционной» смуты в узбекском Андиджане. Они убедились, что пассивная позиция может поставить под серьезную угрозу национальную безопасность и суверенитет их стран. Очевидно также, что в случае реализации программ по установлению власти радикальных исламистов тот же Узбекистан может резко скатиться со своего нынешнего уровня. Возможно по этому и события в Узбекистане отличались от прежних «революционных» сценариев.

Президент Каримов после жестокого подавления андижанского мятежа незамедлительно отбыл в Пекин, а затем и в Москву. В этих столицах ему пообещали экономическую и политическую поддержку. Полученные гарантии позволили президенту Узбекистана изменить свою позицию в отношениях с американцами. Каримов более чем жестко отреагировал на заявление США представить расследование андижанских событий в ООН. Для начала были существенно ограничены летные возможности американской авиации на авиабазе в Карши-Ханабаде. Затем США было предложено в сжатые сроки вообще покинуть Карши-Ханабад. Было подчеркнуто, что правительство Узбекистана возместит американцам их убытки. В настоящее время в информационном поле появились сведения о том, что американцев на авиабазе может заменить некая структура, подчиненная ШОС, чему, однако, американцы пытаются помешать. В любом случае подобные решительные шаги Каримова связаны с позицией России и Китая и свидетельствуют о том, что эти страны готовы предпринимать и предпринимают адекватные меры для противодействия политике США.

Таким образом можно констатировать, что впервые на постсоветском пространстве Китай и Россия соввместно вступили в явное соперничество с Соединенными Штатами и это соперничество завершилось не в пользу США. О развитии взаимосотрудничества и, следовательно, состоятельности формата ШОС свидетельствуют также беспрецедентные российско-китайские военные учения. Скорее всего, эти учения, как и предшествующие им многоэтапные и многоцелевые маневры вооруженных сил России, представляют собой некое ответное послание, адресованное США и их глобальным геополитическим программам в Евразии.

Выводы

Вышеизложенное не было нацелено на тщательное сопоставление существующего потенциала США и КНР, а представляет собой попытку вкратце представить те реалии и возможные тенденции развития, в том числе в сфере идеологии, которые характеризуют этих геополитических гигантов на нынешнем конкурентном пространстве. В случае сохранения и развития отмеченных тенденций текущие процессы должны перейти из нынешнего переходного состояния в новый этап, где будет по меньшей мере два близких по своему совокупному потенциалу центра силы. Однако есть основания полагать, что в подобной двухполюсной системе не повторятся однозначно «черно-белые» отношения СССР-США, но будут присутствовать многие другие акторы конкуренции со своими идеологическими, геополитическими и экономическими векторами.

Очевидно также, что многоцентровые политические развития зачастую предполагают нелинейные закономерности, что делает бесполезной экстраполяцию тенденций даже в краткосрочной перспективе [21]. В то же время целесообразно вкратце рассмотреть совокупность тех факторов, которые могут оказать воздействие на дальнейшие развития.

• Сегодня в глобальном политическом поле на первый план выходят идеологические составляющие. Их конкурентоспособность и жизнеспособность существенно предопределяют статус того или иного геополитического актора. Огосударствление и формализация установок американского либерализма, как свидетельствует опыт СССР, заметно дискредитируют эту идеологическую систему. Между тем китайская идеология, где революционно-коммунистические идеи совмещены с традиционными национальными представлениями, в настоящее время представляется более гибкой и конкурентоспособной. Пока эта идеология не «экспортируется» и не навязывается их партнерам и конкурентам, что является дополнительной защитой ее конкурентоспособности. Упомянутые факторы должны иметь решающее значение в процессе формирования Нового миропорядка, согласно терминологии российско-китайской Декларации. Вместе с тем следует учесть, что:
• Нынешнее переходное состояние характеризуется отсутствием четких геополитических стержней и союзов. При переходе к мультиполярной системе следует ожидать не полной, но определенной кристаллизации полей союзничества. К этому стремится КНР, активизирующая формат ШОС в Евразии и теоретически стремящаяся сформировать «Азиатское НАТО» в ЮВА. К этому же стремятся адекватно оценивающие ограниченность своих ресурсов США, пытаясь восстановить полноценное сотрудничество с европейскими странами и НАТО. Подобные возможные развития могут существенно осложнить жизнь тем небольшим государствам (например, Республике Армения), которые в настоящее время пытаются, исходя из своих национальных интересов, вести комплементарную политику.
• Неблагоприятные тенденции политических процессов могут толкнуть США на примение жестких, силовых действий (например- в Иране) ради сохранения своего лидирующего положения, причем в то время, пока конкуренты не достигли той необратимой черты увеличения своей мощи, после которой пресечение нежелательных развитий станет невозможным. Возможность такого сценария укладывается в «гиперпревентивную» доктрину Соединенных Штатов [3,22].

---

Сентябрь, 2005

Возврат к списку

---

Другие материалы автора

• ГИБРИДНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ ДЕЗИНТЕГРАЦИИ -1[06.02.2020]
• ГИБРИДНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ ДЕЗИНТЕГРАЦИИ -2[06.02.2020]
• ФАКТОР ИДЕОЛОГИИ И ЕВРАЗИЙСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ[20.12.2019]
• ОДКБ: БОЛЬШАЯ ЕВРАЗИЯ И ГИБРИДНЫЕ РЕАЛИИ[01.11.2019]
• «ИМПЕРИЯ УЧЕНЫХ», ДЭН СЯОПИН И «ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ТРИАДА»[27.12.2018]
• О НЕКОТОРЫХ ИНФОРМАЦИОННЫХ ПРОБЛЕМАХ В ПРОЦЕССЕ ЕВРАЗИЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ[24.12.2018]
• ПРОБЛЕМА НАХИДЖЕВАНА В ЭПОХУ ИЗМЕНЕНИЙ МИРОУСТРОЙСТВА[10.12.2018]
• ПОДНЯТЬ «ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС»: ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ 1988 ГОДА И УРОКИ ДЛЯ АРМЯНСКОГО ОБЩЕСТВА[03.12.2018]
• ТЕМА ТЕЛЕМОСТА - ПРЕДВЫБОРНЫЙ МАРАФОН[29.11.2018]
• ИЗ НИЩИХ В МИРОВЫЕ ЛИДЕРЫ[28.11.2018]
• «КОЛОНИИ», «ИМПЕРИИ», ЦИВИЛИЗАЦИИ И БЕЗОПАСНОСТЬ[26.11.2018]