ШАГ ВПЕРЕД ИЛИ НАЗАД: СОВЕТСКИЙ ПРОПАГАНДИСТСКИЙ ПРОЕКТ И СОВРЕМЕННАЯ КВАЗИ-ПРОПАГАНДА. Часть первая

15.01.2021

ШАГ ВПЕРЕД ИЛИ НАЗАД: СОВЕТСКИЙ ПРОПАГАНДИСТСКИЙ ПРОЕКТ И СОВРЕМЕННАЯ КВАЗИ-ПРОПАГАНДА. Часть первая

Георгий Почепцов

СССР создавал сильные, гигантские реки пропаганды, с которыми не могли сравниться мелкие ручейки критики. Тем более людей даже и сажали за решетку за антисоветские анекдоты. То есть образование, наука, медиа говорили единым голосом, а другие голоса были вытеснены на периферию.

Гигантская пропаганда имеет свою главную особенность в том, что в ней заранее уже расставлены ответы на любые вопросы. Это система, которая реализуется во множестве вариантов, включая литературу и искусство. Этот сильный повтор и задавал ей нужный уровень достоверности, поскольку никто и нигде не мог столкнуться с другой точкой зрения.

Сегодняшняя пропаганда, а само это слово произносят только противники ее, активно проявляет себя в таких областях, где воздействие ее будет выглядеть не прямым, а косвенным: отбор фактов для тиражирования, интерпретация фактов, тиражирование правильных нарративов, тиражирование правильных интерпретаций “неправильных” фактов…

Последним примером являются телевизионные политические ток-шоу, которые критикуют условных “врагов государства”, коих социология Левада-центра насчитала в головах не так и много: США – 70% считают врагами, Украину – 14%, Великобританию – 10%, Европу (Евросоюз) – 7%, Польша – 7% [1]. Причем Украина стремительно меняет свои оценки: 29% – 1917, 34% – 1918, 14% – 2020. Все это отражает одновременно изменение фокуса пропагандистской машины. Пропаганда активирует в массовом сознании все самое главное и все самое последнее.

Пропаганда должна “закрыть” ту особенность мозга, которую открыли только сейчас. Речь идет о том, что человек четко различает фактические и модальные, как их называют авторы, высказывания. Вот эти два типа: “Под моей кроватью есть монстр” и “Под моей кроватью может быть монстр”. Для анализа этого реагирования использовалась магнетоэнцефалография (МЭГ) [2 – 5].

Одна из соавторов исследования Пилкканен говорит: “Факты правят, когда это касается мозга. Области мозга, отвечающие за обработку дискурса, быстро отличают факты от возможностей, реагируя более сильно на фактические высказывания, чем на нефактические. Эти результаты предлагают, что в человеческом мозгу есть мощная, ориентированное на перспективу невральное представление фактической информации и, что интересно, более слабые, более неуловимые корковые сигналы, отражающие переработку просто возможностей”.

Другая соавтор исследования М. Тюллинг рассказывает, что выбор слов имеет прямое воздействия на процессы в подсознании: “Информация, представляемая как факт, сразу вызывает особый ответ в наших мозгах, отличный от обработки той же информации с четким указанием на неопределенность типа “может”, “может быть”. Появление таких слов может переключать наш мозг из состояния факта в состояние неопределенности. Язык является мощным инструментом эффективной передачи информации, и способ, каким эта информаций задается, имеет прямые последствия на то, как наш мозг ее обрабатывает”.

Есть еще один феномен, пришедший из других исследований: те сообщения, которые легче всего восстанавливаются в памяти, человек признает более достоверными. Отсюда следует, что когда вся страна повторяла слова песни сталинского времени “С каждым днем все радостнее жить”, то есть поскольку это знали все, то это звучало как истина. Повтор создает правдивость. И именно это делала пропаганда.

При этом все равно произошел развал СССР. Конечно, его развалили сверху, но народ этому не воспрепятствовал, поскольку пропаганда стала настолько ритуализированной, что уже не несла никакой информации. Люди хотели попробовать другую реальность, ведь не зря Советский Союз держал границу на замке. При этом как-то не акцентировалось, что граница нужна была не столько для того, что не впустить шпионов и диверсантов, как для того, чтобы не выпустить советских людей. Можно вспомнить редкие случаи угона самолетов, которые были следствием этой закрытости границ. Но еще сильнее граница была закрыта против чужой пропаганды. Только в очень поздний период пришли зарубежные радиоголоса, а еще позже СССР отказался от их глушения. Именно тогда были созданы «Взгляд» и другие телепередачи, призванные отвлечь молодежь от слушания радиоголосов, которые потом сами в результате превратились в такой же инструментарий разрушения, как и эти голоса, с которыми они были призваны бороться. Они действительно были самыми смотрибельными, поэтому сами смогли повести за собой молодежь.

Л. Кравченко, бывший руководителем Гостелерадио, вспоминал, что перестройка на телевидении началась только в 1987 году, когда Политбюро ЦК КПСС решило прекратить глушение радиопередач из-за рубежа: «Об этом решении нам объявил Александр Николаевич Яковлев. На встрече присутствовали главный редактор «Правды» Афанасьев, Филипп Денисович Бобков из КГБ и я. Яковлев сказал, что есть такое мнение, и нужно предпринять некоторые шаги, чтобы удержать аудиторию, особенно молодежь, у телеэкранов рано утром и поздно вечером – у «голосов» это был самый прайм-тайм. Я придумал утренний канал – вначале он был без названия, просто подряд шли новости, мультфильм (психологи сказали, что очень важно, чтобы у телевизоров по утрам были дети) и эстрадные номера. Формат оказался удачным, потом продлили до часа, потом я придумал название «90 минут», когда стало полтора часа, потом – «120 минут», а когда дошли до двух часов с половиной, то не стали называть «150 минут», потому что 150 с утра – это слишком, и передачу переименовали в «Утро». Это что касается утреннего эфира. Что было с вечерним – хорошо известно. «Взгляд», «До и после полуночи». Почему две передачи в одном формате – это тоже интересно. Идею предложила молодежная редакция, которую возглавлял Эдуард Сагалаев. А Ольвар Какучая из главной редакции информационных программ эту идею у них украл и, пока они готовили «Взгляд», запустил «До и после»» [6].

И еще одна важная черточка о роли КГБ: «У нас же у каждого второго политобозревателя, и это не преувеличение – у каждого второго, – была корочка».

О том, кто был главным по разрушению СССР, Л. Кравченко отвечает так: «Безусловно, Яковлев, безусловно, Шеварднадзе… Это главные действующие лица по разрушению Советского Союза. Очень талантливые люди. Влиятельные люди. Они смогли не только сами, лично, объединиться в своих разрушительных устремлениях, но и смогли породить множество своих сторонников в этом деле и, прежде всего, с помощью средств массовой информации. Целый ряд газет того времени были практически их штабами. К примеру, «Московские новости». Была даже карикатура по мотивам известной картины «Совет в Филях», где Яковлев с Шеварднадзе занимали главные места в редакционном совещании этой газеты. В своих разрушительных целях они очень тонко использовали национальный вопрос. Самый тонкий в СССР. Начали с Карабаха, столкнув Азербайджан с Арменией» [7].

Перестройка была странным сплетением людей и судеб, когда из запускаемых проектов, которые подавались как сугубо советские, потом вырастала их полная противоположность. И об этом, наверняка, заранее знали их конструкторы, создавая новые медиа под будущие задачи.

Советская модель была настоящим производством пропаганды, таким же индустриальным, как все в стране [8 – 12]. Можно производить металл и дороги, а можно пропаганду. Индустрия пропаганды не знала ни ошибок, ни сомнений. Сегодняшняя российская модель, хоть и управляется централизованно, действует не системно, а избирательно. Конечно, есть «тяжелая артиллерия» в виде государственных телеканалов, которая свой «избирательный» продукт призвана донести до каждого. Но между «призвана» и «доносит» реально есть большой разрыв. Современный человек уже более не воспринимает старых методов пропаганды. Он уходит из телевидения в интернет, считая его более свободным.

О. Соловьева пишет: «Молодые россияне в качестве источника информации выбирают интернет-издания, соцсети и блоги. Полностью отказаться от телевизора не могут лишь 13% молодых людей. О низком доверии к ТВ говорит и тот факт, что даже среди лиц старше 60 лет потенциально каждый третий готов отказаться от просмотра передач голубого экрана. Снижающийся зрительский интерес к телевидению подтверждается и падением притока рекламодателей, которые предпочитают размещать информацию на альтернативных онлайн-медиа» [13].

Социология ломает все красивые рассказы современных пропагандистов о себе любимых. Молодежь требует новые форматы и новые интонации, которые не может, как ни старается, дать «старое» телевидение. П. Аптекарь говорит о смещении молодежи к другим форматам: «Одновременно выросла доля и доверяющих информации новостных сайтов и соцсетей (с 15 до 21% и с 4 до 13% соответственно). Молодежь доверяет им больше, чем телевидению. На этом фоне особенно показателен рост аудитории новых форматов, интереса к ним и к авторам, которые стремятся сочетать объективность и интонацию сопереживания героям и жертвам, столкнувшимся с жестокостью и (или) бездушием государства. Отсюда популярность интервью и фильмов Юрия Дудя, который говорит со страной о том, о чем молчат «настоящие» СМИ, видит в своих героях и собеседниках живых интересных людей, а не симулирует внимание к ним. Власть отозвалась на падение доверия к главному инструменту индоктринации массированной интервенцией в электронные СМИ, созданием большой сети ресурсов, транслирующих в интернет и соцсети «правильную» точку зрения. Но это вызвало и рост скептицизма аудитории: доля не считающих возможным доверять одному источнику информации больше, чем другим, выросла с 2015 г. с 16 до 29%. Это ведет к дальнейшему разделению общества: недоверие к источникам информации мешает созданию пользующихся доверием сторон массовых площадок для содержательного обсуждения насущных социально-экономических вопросов и проблем прошлого» [14].

Сам Дудь тоже четко констатирует смерть телевидения для молодежи. Вот несколько его высказываний [15]:

– о времени «падения» телевидения: «2017 год считается революционным по части медиа, которые раньше были заточены под экран телевизора. 2017 год показывает, что кризис русского ТВ уже четко зафиксирован, так как у телевизора появилась настоящая альтернатива. К 2017 году такой сервис, как YouTube, набрал мощь, а самое главное – привел к себе взрослую аудиторию. Долгое время эта площадка была обителью самых разных малолетних гангстеров, которые смотрели там блогеров, деятельность которых во взрослой голове не укладывается, но в 2017 году все больше взрослого народа приходит на YouTube, чтобы делать контент и смотреть его»;

– о недостатках телевидения: «То, что телевизор как устройство вот-вот подохнет – это абсолютно очевидный факт и для этого не надо приезжать на конференцию в Нижнекамск. Телевизору как институту, производящему контент, сейчас очень плохо, потому что это неудобно. Ты подстраиваешься под сетку, под то, что ты не можешь смотреть ТВ в очереди или в метро, а для тех, кто живет в больших городах, просмотр видео в метро – это очень важная история»;

– об обратной связи: «В телевизоре нет обратной связи и долгое время это никого не напрягало. В YouTube с обратной связью все очень хорошо и помимо комментариев есть такая прекрасная штука, как лайки и дизлайки, которые многим блогерам доставляют дискомфорт. Кстати, благодаря обратной связи мы на одном из видео со своего канала смогли определить разницу между телевизионной публикой и нетелевизионной. Люди, которые смотрят телевизор и YouTube – это два абсолютно разных народа. У нас было два интервью с Евгением Чичваркиным, и под этими роликами примерно раз в десять комментариев появлялась фраза, которая заставляла меня чесать репу изо всех сил: «Чевапчичи». Я честно не знал, что это сосиски, но я все-таки посмотрел ролик про «Чевапчичи» и прозрел! Та же история с Гнойным и «Чебупелями». Сейчас у нас есть поколение людей, которые хотят давать обратную связь, и иной вариант им неинтересен»»;

– о цензуре и пропаганде: «Главная причина, почему у ТВ все довольно паршиво – там абсолютно минимальное количество свободы высказываний. Я даже не беру общественно-политические программы, где все ясно – они фактически участники боевых действий. Это люди, которые осуществляют пропаганду и рассказывают вещи, после которых вспоминается роман «1984». К сожалению, это касается и юмористических программ. Я не раз задавал себе вопрос: «Почему КВН раньше был таким классным, а сейчас он тухлее всего тухлого?». Я убежден, что одна из причин в том, что раньше шутить про политику можно было, а сейчас это под строжайшим запретом. Сейчас скрип тормозов по каждой шутке в юмористических программах слышен ну очень далеко. Люди это чувствуют и прекрасно понимают, поэтому они уходят туда, где есть альтернатива. Я, конечно, задавался вопросом, для чего мои коллеги производят этот контент, но ответ, думаю, лежит на поверхности. Наше поколение – это поколение ипотеки. Огромное количество людей выбирают такой путь, даже будучи несогласными, чтобы хотя бы минимально поддерживать свои нужды и потребности. К большому сожалению, очень много талантливых людей находятся в телике в заложниках».

Люди хотят услышать другое по содержанию, поэтому и ищут другие формы, где это иное содержание может еще спрятаться, не будучи раздавленным государством. В советское время это был анекдот, который был афористической инокоммуникацией, противостоящей официальным бесконечным пропагандистским рассказам, как все у нас хорошо. Сегодня это оказался YouTube, где можно найти то, что ты считаешь более достоверным.

К. Рогов отмечает несколько важных особенностей [16]:

– «изменение отношения общества к протестам и насилию властей в отношении протестующих связано с изменением структуры «информационного потребления». Учитывая ту роль, которую играл телевизор в мобилизации лояльности, это можно считать новым системным вызовом политическому режиму»;

– «Причина этой поляризации в отношениях к протестам и государственному насилию становится вполне прозрачной, как только мы обращаемся к анализу структуры источников информации выделенных выше групп. И надо сказать, что именно здесь за последние 3–4 года произошли весьма существенные изменения. Вообще падение интереса и доверия к телевизору – общая тенденция, захватывающая все возрасты и социальные группы. Данные опросов ФОМа показывают, что аудитория постоянного смотрения телевизора составляла в 2015 г. 85% (смотрят телевизор три и более дней в неделю), а в августе 2019 г. сократилась до 64%; индекс доверия к трем центральным каналам снизился за тот же период с 40 пунктов до 27. Но в молодых возрастах (18–39 лет) этот процесс приобрел лавинообразный характер. Причем наряду с быстрым сокращением потребления телевизора интенсивно растет упоминаемость в качестве источника информации соцсетей и видеоблогов. Согласно опросам «Левада-центра», если в 2015 г. среди своих источников информации 85% опрошенных упоминали телевизор, 21% – различные интернет-СМИ и 13% – соцсети, то в 2018 г. телевизор упомянули 73%, интернет-СМИ – 37%, а соцсети – 28%. А в ответах на вопрос, откуда вы черпали информацию о московских протестах этим летом, лишь 55% упомянули телевидение, 28% – интернет-СМИ и 34% – соцсети и видеоблоги. Правда, это ответы тех примерно двух третей россиян, которые сказали в августе, что знают о московских протестах. Если же рассчитать доли различных источников в «информационном потреблении» (т. Е. доли от общего числа упомянутых респондентами источников), то картина выглядит так. В целом по выборке доля телевизора снизилась с 50% в 2015 г. до 39% в 2018 г. и 37% в 2019 г., а доля соцсетей выросла с 8 до 15% в 2018 г. и до 23% у знавших о протестах этим летом. В младшей возрастной группе (18–39 лет) доля телевизора в информационной картине снизилась с 44 до 29% в 2018 г. и 23% в 2019 г., а доля соцсетей и видеоблогинга выросла с 12 до 22% в 2018 г. и аж до 36% у слышавших о протестах в 2019 г. Если несколько скорректировать цифры 2019 г. (которые описывают нам не всю аудиторию, а ее более продвинутую часть), то все равно можно уверенно предполагать, что доля телевизора в источниках информации у этих возрастов не превышает теперь 25% и сравнялась или стала даже немного меньше доли соцсетей и видеоблогинга. А вот старшие возраста (55+) все еще остаются «детьми телевизора» – его доля превышает здесь 50%, в то время как доля соцсетей не превышает 10%. Различия в структуре источников информации также хорошо объясняют дифференциацию по уровню лоялизма и консервативности между крупными городами и прочими населенными пунктами, а также между мужчинами и женщинами. Важно подчеркнуть, что речь идет не о традиционном противопоставлении «интернет – телевизор», а именно о новых социальных медиа – социальных сетях и блогинге. В то время как интернет-СМИ и новостные агрегаторы уже стали в значительной мере подцензурной территорией, архитектура социальных медиа высоко конкурентна и свободна от государственного и корпоративного контроля».

И еще о связи этих явлений с протестностью: «Отмеченные изменения в структуре источников информации в значительной мере объясняют важнейшую особенность социальных настроений последних двух лет – повышение общей склонности россиян к протестам. Социальные сети не только снижают издержки организации протестов, но и резко повышают информированность о них общества. Благодаря соцсетям их место в информационной картине россиян резко выросло, т. Е., с одной стороны, растет не столько количество протестов, сколько их информационный эффект, а с другой – растущая информированность о протестах повышает в глазах россиян их «нормальность» и действенность. В особенности в наиболее активной и большой (40% населения) возрастной группе 18–40 лет».

По большому счету все и вся рушится. Как следствие, власти только кажется, что она хорошо управляет массовым сознанием. Телепропагандистский продукт не может дойти до своего потребителя, поскольку тот уже вырос из этих штанишек. Власть ищет новые пути, например, путем привлечения блогеров, об особенностях которых ВЦИОМ рассказывает так: «Основной аудиторией блогеров остается молодежь, но к настоящему времени им удалось широко встроиться в процессы информационного потребления, в том числе за счет влияния ядра своей аудитории на более старшие поколения. Преимущества блогеров в сравнении с традиционными СМИ – в персонализированности, креативности и скорости реакции на повестку, что вызывает доверие и позволяет привлекать большее внимание – главную «валюту» для современного медиа» [17].

Массовое сознание относится подозрительно не только к власти, но и к ее оппонентам, видя во всем этом игру. Вот, что пишут по поводу ареста В. Соловья: «Подозрительность в отношении Валерия Дмитриевича со стороны искушённых и не очень знатоков кулуарных приёмов Старой площади и Лубянки известна. У нас теперь всё и вся подвержено сомнению, полное доверие очень дорогого стоит. Обоснованно. «Доверяй, но проверяй!» – выстраданный девиз оппозиции и насущное требование сегодняшнего дня. Но так или иначе, Соловей своей напористостью и профессионализмом заслужил немалое признание, и с ним связывает определённые надежды уже заметное число людей – это видно по общению с профессором на улицах и в аудиториях. Его рейтинг стремительно растёт и в сетях и наяву. Человек-загадка вчера, сегодня становится очевидным героем в протестной среде. Власть то ли посылает ему предупредительный сигнал, то ли кто-то там внутри сознательно работает на капитализацию восходящего политического деятеля…» [18].

Несомненно, что провластные и анти-властные тенденции существуют, причем в любом обществе. О них можно молчать, а можно и говорить. Но нельзя по максиму контролировать информационные и виртуальные потоки, поскольку от этого страдает не только оппозиция, но и все население, погружающееся не в реальный, а в фиктивный мир. В нем все будет правильным, но неживым.

Особенно болезненно контроль такого рода отражается на истории. Это понятно, поскольку власть рассматривает историю как свой фундамент, меняя его, надо менять и современность. Н. Сванидзе сказал: “Последние годы государственный интерес к исторический тематике очень велик. Но он грозит принять, а может быть, уже принял сильно избыточные формы. Следствием чего может стать разрушение исторической науки в нашей стране, которая снова попадает под начальственную диктовку. Это чревато казенным, формальным, безразличным отношением молодого поколения к прошлому страны. Мы уже проходили это в советские времена, когда слова были отдельно, а мысли и чувства отдельно. Недавно, в сентябре месяце, в Следственном комитете решено создать структуру, которая должна заниматься фальсификациями истории и наказывать за них. Да, следователи и прокуроры были на своём месте в Нюрнберге, где судили нацистских преступников и сам нацизм. И нацистские преступления досконально расследованы и осуждены. Но следователи, прокуроры, политики не должны курировать историков. Это как раз и приводит к фальсификациям. Долгим дозированием информации мы фальсифицируем, искажаем, нашу историю. Особенно, историю 20-го века. Мы до сих пор мнемся и шарахаемся в оценке сталинизма, который не исчерпывается одним Сталиным и не заканчивается на нем. Мы упрощаем события Второй Мировой войны. То, что было до неё и после неё” [19].

История не может быть такой же управляемой, как современность. Но именно этого и хочется власти. Она не хочет понимать того, что не все можно подгонять под нужные ей ментальные стандарты.

Продолжение следует
rezonans.kz

Возврат к списку

Другие материалы автора