К статье Р.Арзуманяна «Континуум войны и западная военная культура»
Публикация в последнем номере журнала «21-й век» работы Р.Арзуманяна «Континуум войны и западная военная культура» (армянская версия, русская версия) вызвала большой читательский интерес, проявившийся, в том числе, в виде своеобразных соразмышлений на тему. Представляем вниманию читателей один из таких откликов.
Рассматривая обширнейший, скрупулезно подобранный автором срез теорий, воззрений, концепций, бытующих в современном западном обществе по поводу войны, и сопоставляя его с военной литературой классической эпохи – до периода Мировых войн, мы можем заметить тот огромный мировоззренческий сдвиг, который произошел в данной области. В первую очередь бросается в глаза, что в современных воззрениях относительно важнейших характеристик войны мы не находим ни малейшего упоминания об экономической сущности войны – характеристики, которая не только марксистскими историками и социологами, но и буквально каждым автором, что-либо вообще пишущим на темы войны до окончания Второй мировой, безусловно и естественно признавалась главной предпосылкой к войне, далее – главной причиной возникновения войны, главной характеристикой хода военных действий и, наконец, главным критерием заключенного мира.
С отсутствием упоминаний о главной движущей силе назревания, объявления, течения и окончания войны в современной западной литературе о войне вполне коррелирует тот факт, что после окончания Второй мировой в мире действительно не зафиксировано практически ни одного случая объявления государствами друг другу войны с последующим заключением мира. Зафиксированное в конституции большинства стран (в том числе и нашей) право парламента объявлять войну и заключать мир является, таким образом, скорее реликтовой традицией, нежели действующей законодательной нормой. Войны, тем не менее, ведутся, но квалифицируются как «конфликт», «инцидент», «столкновения», «операция» – то есть, как бы не признаются и самими участниками, и всеми остальными за таковые. Соответственно, если не признается война, нет никаких причин надеяться и на установление второго члена категориальной дихотомии «война-мир».
Феномен незаконности современной войны
Попытаемся определить причины, ведущие к подобному положению вещей. Окончание Второй мировой войны, приведшее к созданию ООН, обусловило крайнее сужение круга легитимно дееспособных государств: формально полной дееспособностью обладает лишь Совет Безопасности или даже Генеральная Ассамблея ООН, затем – постоянные члены СБ, в отношении которых складывается парадоксальная ситуация: одностороннее начало войны с их стороны является незаконным, нелегитимным, но в то же время ООН не способна юридически установить подобную нелегитимность в силу обладания этими странами права вето. Далее идут «признанные государства», которые формально не имеют права объявлять войну иначе, как с согласия СБ ООН, а в этом случае события уже называются не войной одного государства против другого, а «операцией ООН», либо «операцией по поручению ООН». Однако фактически независимые от ООН войны объявляются и ведутся, но редко когда могут быть доведены до своего логического конца и заключения мира в условиях немедленно начинающегося прессинга ООН и великих держав с требованием «прекращения огня». Далее в системе сложившейся иерархии идут субъекты, не являющиеся признанными государствами: в отношении подобных субъектов фактически не действуют какие-либо нормы международного права. Как все это непохоже на лихие времена Британской империи, когда каждому отправляющемуся в плавание или путешествие в неизвестные страны капитану либо путешественнику давалась пачка незаполненных бланков договоров за подписями и печатями Форин Офис, которые могли заключаться с любым королем, султаном, царем, раджой, ханом, князем, князьком, вождем и т.д! То есть в классическую эпоху правосубъектность в военно-договорных вопросах признавалась практически за любым дееспособным субъектом, независимо от его официального международного статуса.
В обстоятельствах сегодняшней размытости и фактически разрушенности международного права относительно войны и мира война оказывается явлением почти незаконным, которое относительно трудно начать (по сравнению с доооновскими временами), но еще труднее закончить заключением мира. Как и любая незаконная деятельность, война «инфантилизируется», становится как бы коренящейся не в рациональных и волевых, ограниченных рамками какого-либо закона (существовавших раньше «обычаев войны»), импульсах ответственного руководства воюющих сторон, а превращается в явление фатальное, неконтролируемое, могущее существовать десятки лет, не находя рационального разрешения.
Коалиционный, нелокализуемый, предельный характер современной войны
Даже в тех случаях, когда в современном мире отдельная держава начинает войну, война неизбежно принимает коалиционный характер. Таково одно из последствий глобализации, или моноцентричности современного мира. Несмотря даже на то, что многие государства осудили операцию США в Ираке – полностью либо в отдельных ее проявлениях (так, МИД Армении выступил против бомбардировок иракских городов), с течением времени оказывается, что иракская ситуация полностью открыта для вовлечения всех других государств, часто даже не отдающих себе в этом явного отчета: например, мы уже давно являемся участниками этой войны и даже успели пролить в ней кровь – недавно в Ираке был ранен военнослужащий из состава армянского контингента. Потери – хотя и в гражданском контингенте – понесла и Россия. Она также была вынуждена субсидировать войну США посредством отказа от взыскания долгов с Ирака. Мы можем наблюдать также последствия интернационализации палестино-израильской, ливанской и карабахской войн, не дающих им возможность прийти к какому-либо логическому финалу и увенчаться, соответственно, заключением мира.
Подобная тенденция не нова – обе мировые войны начинались как войны локальные (соответственно, с Сербией и Польшей), но, вследствие сложившейся уже тогда глобализованности (биполярности) экономики и политической сферы, немедленно переросли в войны коалиционные, системные. Именно системный характер этих войн привел к той важнейшей особенности современной войны, что она ведется либо до полного уничтожения («безоговорочной капитуляции») одной из сторон, либо замораживается, когда подобный исход признается нежелательным.
Здесь мы и находим разгадку исчезнувшего экономического измерения в современных войнах: возможность перевода войны в мирное, экономически-торговое, денежно либо территориально исчислимое русло («аннексии и контрибуции») существует тогда, когда война не носит тотального характера и не предполагает полного уничтожения одного из участвующих в ней субъектов. Любопытно проследить, как две будущие сверхдержавы биполярного мира явились, независимо друг от друга, изобретателями концепции тотальной войны: как известно, США являются изобретателями термина «безоговорочная капитуляция», примененного ими несколько раз в ходе Гражданской войны 1861-65 гг. Россия выказала соответствующую тенденцию еще ранее, в ходе Отечественной войны 1812 года: Наполеон в своих посланиях к императору Александру в ходе войны особенно настаивал, что это «политическая война», в ходе которой он или Франция не имеют ничего против лично императора Александра или русского народа, а имеют в виду лишь принудить их изменить свою политику в ряде необходимых Франции вопросов. Эти письма оставались без ответа, Александр заявлял, что не будет вести каких-либо переговоров, пока хоть один неприятельских солдат находится на русской земле. Война, таким образом, приобрела характер тотальной и смогла завершиться лишь с полным уничтожением одного из действующих субъектов – Французской империи.
Второй раз тотальные тенденции были проявлены в ходе Первой мировой войны, причем сразу со стороны трех участников: сперва в мирном предложении германского Рейхстага всем воюющим сторонам в 1916г., где впервые была употреблена формула «мир без аннексий и контрибуций», затем – в мирной инициативе президента США Вильсона – «14 пунктов», и наконец в мирных предложениях новосозданного Советского правительства. Воюющие державы уже понимали, что война не может завершиться прежним, договорным путем, где аннексии и контрибуции служат материальной ценой за заключение мира, приближая мирный договор к договору торговому, и таким образом остается одно из двух: либо полностью сохранить status quo ante bellum – существовавшее до войны положение вещей, либо вести войну до полного уничтожения одной из сторон. В ходе заключения Брест-Литовского и Версальского мирных договоров произошел искусственный отказ от уже выявившегося объективно тотального характера войны, и оба договора пытались закончить войну с сохранением субъектности (идентичности) обоих воевавших противников с широким использованием механизмов аннексии и контрибуции, то есть старого, экономического выражения сущности войны. Именно поэтому оба договора и оказались недееспособными: они не смогли привести к миру и никогда не были выполнены. Маршал Фош одним из первых заметил это несоответствие, заявив: «Мы только что подписали договор, гарантирующий новую общеевропейскую войну лет через 20». Во Второй мировой войне ее тотальный характер и невозможность прийти к миру ранее полного уничтожения противника были выражены соответственно Англией и Советским Союзом уже на очень раннем этапе войны (Англия – в 1940 году, СССР – в 1941) и официально оформлены как позиция воюющих держав на Тегеранской конференции, тогда как их противники – Германия и Япония – до конца продолжали надеяться на какой-либо мирный договор. Хоть выражение «тотальная война» и принадлежит Гитлеру, но он сам так и не сумел осознать, что это в действительности значит.
Все последующие войны – Корейская, Вьетнамская, Афганская – велись уже в условиях открытого биполярного мира, когда в Корею или Вьетнам могли быть перелиты все ресурсы социалистического блока и Китая, а в Афганистан – все ресурсы Западного мира. Генерал Девидсон, командующий американскими войсками во Вьетнаме, убедительно доказывает в своих мемуарах, что к моменту начала вывода американских войск они уже решили все поставленные перед ними задачи, полностью уничтожив отряды вьетнамского коммунистического подполья (Вьетконг) и приведя силы ДРВ в состояние полного стратегического тупика. Тем не менее, как говорит цитируемый Р.Арзуманяном вьетнамский полковник, «это было неважно». Во всех трех войнах совладельцы мира рано или поздно сознавали, что фактически они вступили в схватку не с номинальным противником (корейцами, вьетнамцами, афганцами), а друг с другом, и принимали решение выйти из схватки, несмотря на тактические и даже оперативно-стратегические успехи своих войск. Пользуясь терминологией Р.Арутюняна, можно сказать, что даже полевая стратегия является только «грамматикой» войны, а ее «логику» образует уже даже не воинское искусство, военная мысль, социально-политическое устройство, экономическая мощь и культура какой-либо отдельной страны, пусть даже великой, а общая совокупность мировой конфигурации сил.
Именно принимая во внимание открытый, неограниченный характер любой современной войны, мы и должны взглянуть на пост-биполярные войны – Югославскую и Иракскую. Югославская война потенциально способна была привести к полному «затягиванию» в себя сил России и европейского НАТО, и лишь нелегко давшийся России отказ от участия в ней привел к сравнительно быстрой капитуляции Сербии, даже с сохранением в ней (временным) существующего правительства. Сербы капитулировали не из-за того, что на них произвело ошеломляющее впечатление превосходство стратегии и тактики противника, опробованного против нее в полном объеме «бесконтактного» способа ведения войны – напротив, имеются свидетельства того, что именно Югославская народная армия страдала в ходе бомбардировок в минимальной степени, – а из-за отсутствия системной перспективы подобной войны. Вместе с тем, иракское либо афганское сопротивление имеет подобную перспективу в виде втягивания всех соседних стран, как-то: Иран, Пакистан, Турция, Сирия, Саудовская Аравия, Израиль ... вплоть до Армении и Азербайджана, уже принимающих небольшое участие в этой войне. Хорошие системные перспективы имеет также война с участием КНДР.
Установив, таким образом, две новые по сравнению с историческими временами, временами Мольтке и Клаузевица, характеристики современной войны – а именно ее открытость и тотальность – мы обнаруживаем и причину исчезновения войны как определенной вещи, подчиняющейся правилам, обычаям и законам: война сейчас не объявляется и не прекращается, она идет везде и всегда, там, где нет войны, нет и мира. Любое государство, общество в той или иной степенью, с той или иной интенсивностью вовлечено в идущую сейчас в глобализованном открытом обществе войну, что дает возможность участникам (а участники – практически все) по ходу быстро менять логику подобной войны, придавать ей новые смыслы, оттенки, направления, решая имеющиеся у них специфические задачи, увязывая с задачами и намерениями других участников.
Применительно к нам все это означает, что нам надо в любом случае готовится к войне
а) коалиционной – искать участников своей коалиции, активизировать, ориентировать существующие и вновь возникающие коалиции в направлении своих целей;
б) идеологической – так как использовать концепцию своих национальных интересов в прямой форме не удастся – это атрибут войн «классической» эпохи, ныне нам нужно идеологическое оформление войны, позволяющее решать задачу «а»;
в) многофронтовой, многофокусной – решая задачу одновременно на нескольких фронтах;
г) тотальной – что потребует от нас навыка использования «предельных», а не «средних» концепций и идеологий, поскольку, как мы могли увидеть из исследования характера современной войны, в отличие от исторических времен попытки применения «средних» (компромиссных, ограниченных) подходов и идеологий являются сегодня средством не решения, но затягивания вопросов.
Возврат к списку